Представляя на обзор набросок документа о стратегии Латвии в Европейском союзе, Вы указали на то, что еще будут проводиться широкие консультации по поводу того, какими должны быть наши государственные цели в ЕС. Каким должен быть круг лиц, которые будут определять эти цели?
Создателям этой стратегии надо попробовать сперва проконсультироваться с экспертами. Второй шаг – точнее идентифицировать общественное понимание этих тем. Третий – надо попробовать определить то, что нас будет ожидать в ЕС в ближайшем будущем.
Видя график написания стратегии, становится ясно, что она будет готова после Нового Года, и тогда партии уже начнут готовиться к выборам в Сейм. Даже сейчас в наброске документа можно прочесть некоторые фразы, которые больше похожи на предвыборную программу партии, нежели на долговременную стратегию государства. Не будут ли партии в предвыборной горячке разыгрывать карту ЕС в своих интересах, но не в интересах долговременного развития?
Не будет неправдой сказать, что эта конкретная стратегия писалась без каких-либо размышлений о выборах. Лично для меня и для чиновников в общем стратегия, которая поможет ориентироваться в вопросах ЕС, является каждодневной необходимостью. В Европе трудно работать без знания этих вопросов.
Я был одним из авторов программы Народной партии. Партийная программа предназначена для продолжительного отрезка времени, так как есть вещи, которые можно сделать, например, в течение 20-30 лет. Они включают такие ценности, как человек, искоренение расизма и т.п., что не подчиняется циклу выборов.
О выборах спрашиваю, потому что в наброске много либеральных идей, а латвийский избиратель настроен социал-демократически. Как вы думаете достигнуть компромисса, если утверждаете, что общественное мнение нужно принимать во внимание?
Моя философия о роли политика в демократическом государстве такова, что нужно учитывать общественное мнение, но также нужно стараться заглянуть в будущее. Если посмотрим на будущее ЕС, то увидим, что большая часть стран ЕС завязла во многих проблемах, так как государство благосостояния, которое возникло в 70-х и 80-х годах, в данное время переживает кризис. Выход из кризиса ищется в пересмотре экономической и социальной роли ЕС, включая более свободные принципы рыночной экономики (принципы либерализма, а не социализма). Другого пути нет. Мы можем говорить, что у нас есть большая часть избирателей, которые, может быть, неосознанно принадлежат к левому флангу, но если мы в стратегии слепо отразим левые идеи, то еще дальше уйдем по пути проблем ЕС, а не их решений.
Какова позиция Латвии по вопросу о методах преодоления кризиса ЕС и как Латвия собирается защищать свои позиции?
Если я скажу, что у меня есть четкий план, то я солгу. Мы учимся, все эти вызовы не так просты, чтобы можно было бы все охватить и осуществить. Мы должны использовать те преимущества, которые есть у Латвии. Латвия – молодая, полная жизни, быстро развивающаяся страна и нам важно, чтобы остальные страны и институты ЕС не тормозили, а способствовали нашему развитию. Именно потому мы выступаем за свободный рынок услуг, за низкие налоги, за высокую координацию в вопросах внешней политики. Это несколько деталей, важных в позиции Латвии. Все пункты нельзя сейчас одновременно изложить и я надеюсь, что стратегия даст много ответов на вопросы, которые задаю я, которые задают наши политики.
По вещам, которые Вы назвали, между ведущими странами ЕС идут тяжелые дискуссии. Как Латвия, как маленькое и слабое государство, может достичь принятия во внимание своей позиции?
В первую очередь стратегия нужна, чтобы четко знать, чего хотим, потому что тогда легче определить, как этого достичь. Да, в данное время мы маленькое и слабое государство. Мы не можем стать крупным, но можем стать сильным государством. Это зависит от того, чего мы хотим и как используем рычаги своего влияния – или мы укрепляем лобби в разных институтах, или углубляемся во многие вопросы. Мы должны достигнуть того, чтобы мы в контексте ЕС не ассоциировались только с одной Россией и вопросом оккупации. Для нас важны и другие отождествления в нашей политике, например, с политикой соседей, предложением экономических реформ на уровне ЕС, и многим другим. Мы прошли через череду тяжелых экономических и социальных реформ, и я не верю, что мы со своим опытом не смогли бы обогатить опыт других стран-членов ЕС.
Отвечая на вопрос, как нам нужно работать – во внутриполитическом плане мы должны быть более скоординированными, так же как и на уровне ЕС. Должна быть координация между министерствами, НГО и экономическими институтами. Одним из шагов могло бы быть проведение пропавших в последнее время заседаний по вопросам ЕС; чтобы были фундаментальные встречи и дискуссии по актуальным вопросам ЕС – один или два раза в год.
Вы упомянули внутреннюю координацию, но, оглядываясь хотя бы на акцентированный Вами вопрос России и договора о границе, создается ощущение, что у нас три внешнеполитические стратегии: одна – у правительства, другая – у депутатов Сейма, третья – у президента страны.
Не думаю, что можно говорить о трех стратегиях, скорее о разных мнениях по отдельным вопросам. И это нормально, это помогает познать суть вещей и прийти к истине. Надо понимать в конституционном смысле роль этих трех институтов. Главное направление указывает парламент, над ним конкретно каждый день работает министерство, которое предлагает варианты; только после этого идет институт президента, цитадель престижа страны, который может выдвигать различные инициативы и не нести за это политическую ответственность. Говоря о внешней политике в общем, надо руководствоваться умом и принципами Конституции.
Президент в своем ежегодном выступлении в Сейме резко критиковала действия политиков во время эпопеи с договором о границе между Латвией и Россией, назвав его крупнейшим провалом за прошедший год. Вы находитесь в своей должности уже год, согласны ли Вы с президентом, а если нет, то что, по Вашему мнению, является самой удачной и неудачной проделанной работой за год?
Не хотелось бы комментировать сказанное президентом. Так как речь прозвучала на публике, за ней последовала реакция премьера. Время показало, что это не было ни ошибкой, ни провалом – это проблема, которую надо решать. Мы могли бы говорить об ошибках или провалах, если бы у нас было три-четыре хороших варианта и мы выбрали бы неправильный. В этой ситуации этого не произошло. В позиции правительства не было отражено обязательство подписать договор о границе. Возможность его подписания возникла довольно неожиданно и после семи лет ожидания. Я бы хотел получить все дела, связанные с договором о границе, приведенными в порядок, чтобы ситуация была бы качественно проанализирована. На все те вопросы, которые в течение последнего месяца задавались по поводу договора о границе между Латвией и Россией, политикам и обществу надо было найти ответ уже давно, когда он парафировался. За столь короткий период времени мы сделали максимально возможное. Только сейчас появились опросы о том, что общество думает об Абрене (Пыталово), только сейчас появилась оценка юристов.
И с Эстонией нас нельзя прямо сравнивать, так как у нас были три разных фактора. Во-первых, у Эстонии нет проблем с конституцией, так как она в 1992 году приняла новую конституцию. Во-вторых, в Эстонии парафированный договор о границе обсуждали два правительства, а у нас его положили под сукно. В-третьих, у них была юридическая оценка, что мы должны были сделать в течение пары месяцев. Поэтому я думаю, что правительство предложило наиболее удобное решение на тот момент – декларацию. В нашем случае есть односторонняя декларация и Россия может подписать договор о границе, может принять свою декларацию; мы, в конце концов, можем принять совместную декларацию. Здесь существует возможность для переговоров и я думаю, что договор о границе заключат тогда, когда обе стороны будут к этому готовы. Отношения Латвии и России не держатся только на одной ноге. Есть много дел, которые можно обсуждать с Россией. В течение прошедшего полугода четко определились различия между нами, и направления, в которых мы можем двигаться. Мой призыв в сторону России – идти вперед и постепенно добраться до договора о границе.
И все же, какие ошибки Вы допустили и что считаете своим достижением за прошедший год?
Ни один политик не хочет признавать свои неудачи, а только подчеркивать свои достижения. Я первый министр иностранных дел, который находится в иной ситуации, нежели чем предыдущие министры. Например, тот же вопрос об участии в ЕС и НАТО – на данный момент существуют другие вызовы, другой стиль работы и другая ответственность. Самое позитивное – это то, что у меня установлены хорошие отношения с другими министрами иностранных дел стран Европы, что позволяет мне на государственном уровне определять какое-либо направление. Второй позитивный момент – я сломал представление о том, что работа в Министерстве иностранных дел является только высокой честью, за которую платят очень маленькую зарплату. Мы добились повышения зарплат, увеличения финансов для министерства. До сих пор мы недополучаем денег и теряем людей, но мне, по меньшей мере, удалось сменить это направление. Еще удалось получить из бюджета средства на открытие посольства в Японии. Еще один позитивный момент – то, что впервые добились более-менее ощутимых результатов в сотрудничестве с другими странами о размещении нашего персонала в посольствах других стран. У нас есть договор о сотрудничестве с Испанией о том, что в испанском посольстве в Мексике будет работать также представитель Латвии; о подобных договорах переговоры теперь идут с другими странами. Справимся и с новой внешнеполитической стратегией, особенно принимая во внимание изменения в Европе, касающиеся ее конституции и финансовых вопросов, и тогда эту концепцию надо будет вносить на обсуждение в Сейм, чтобы и там развернулась дискуссия.
Я думаю, что большим достижением является и ратификация Конвенции о защите прав национальных меньшинств. Я осознаю то, что за это меня никто не похвалит, но все-таки считаю это личным достижением. Если бы мы конвенцию не ратифицировали этой весной, то нельзя было бы предугадать, когда бы ее вообще ратифицировали, так как перед выборами этого бы не сделали; в свою очередь, международные критерии по отношению к странам, не ратифицировавшим конвенцию, с каждым годом становятся все строже. В моем понимании выдающееся достижение это то, что мы после ратификации конвенции с текстом оговорок, который я сам писал, вызвали положительную реакцию Запада.
Или, например, ратификация конституции ЕС, радость от которой притупили другие страны – мы приняли важное для Латвии решение и не позволили другим повлиять на него. К тому же дальнейшие действия других стран показали то, что мы приняли правильное решение. Если кто-то сейчас захочет изменить эту конституцию и сделать ее более социально ориентированной, то у нас есть сильный аргумент, почему этого не стоит делать – наш народ принял решение и что это может быть за аргумент, который заставит изменить принятое нами решение в вашу пользу?
А какие ошибки видите?
Я в политике сравнительно недолгое время. Политический опыт дает какие-то дополнительные возможности, потенциал. Я был бы рад, если бы у меня был больший опыт и долговременное общение с другими политиками. Допускаю, что моя активность порождает и противоположную реакцию, как любая новая мысль с одной стороны встречает поддержку, а с другой – сопротивление.
Если бы я в политике провел большее время, то политическое лобби у меня было бы шире. Только я не знаю, возникло бы тогда у меня большое желание что-либо изменить. Я пришел в политику не для того, чтобы отсидеть свой срок, и мне не нравится в политике видеть пассивных людей.
Если говорим об ошибках, то они не являются стратегическими, а скорее тактическими; в русле, как сотрудничать с людьми, как свою мысль выгоднее “продать”. Однако надо понимать, что в политике не так как в спорте, где можно тренироваться хоть 10 раз подряд и в конце взять высоту – в политике тебе дается только одна возможность и тебя либо хвалят, либо бьют.
Говорят, чтобы министр успешнее реализовывал свои замыслы, он должен работать в одном ритме с министерским аппаратом. Как Вы оцениваете это сотрудничество?
Я думаю, что оно крепкое, но здесь требуется много улучшений. Есть две разные вещи – структура и личности. Могут быть правильные структуры, но если нет подходящих личностей, будет трудно работать. Принимая должность, я постарался приспособить структуры к тем новым условиям, в которых мы должны работать после 1 мая прошлого года, например, у нас в министерстве теперь есть политический директор, которого раньше не было, а во всех других странах ЕС был. Мы объединили двустороннюю дирекцию ЕС с дирекцией ЕС, чтобы функции не дублировались. Укреплен отдел кадров. Мы уже зашли далеко в процессе с законом о пенсии дипломатам.
Что мы можем усовершенствовать? Мы должны идти тем путем, на котором происходят постоянные консультации и дискуссии между министром, госсекретарем, заместителями госсекретаря и, если это необходимо, руководителями департаментов. Моей целью здесь была и до сих пор остается добиться инициативы от низших и средних слоев. Хотя весь потенциал в этой области еще не использован. Люди свою возможность еще не использовали, и это также в большой степени зависит от госсекретаря, его заместителей – как они способствуют этой инициативе. Я хочу побольше видеть инициатив.
Говоря о стратегических целях Латвии, чаще всего упоминают о нашем месте в ЕС. Но у стран ЕС стратегические цели не столь определены вне границ региона. Об этом свидетельствует хотя бы последний саммит стран “Большой восьмерки”, дискуссия об оказании помощи Африке. Каковы стратегические цели Латвии в глобальном контексте?
Здесь есть два момента. Стратегическими являются наши интересы в экономике, потому что наше политическое влияние будет зависеть от экономических возможностей. Мы должны искать сферу, в которой можем эффективно сотрудничать. Другая вещь – партнеров по сотрудничеству надо искать там, где у нас общее политическое направление развития. Или мы связываем себя с крупнейшими странами мира, где имеются экономические связи и потенциал, или думаем в рамках региона, где нас интересуют страны с похожей политической историей – Украина, Молдова, гос-ва Средней Азии. После этого надо думать о том, как возможно поддерживать и защищать свои интересы в контексте ЕС. Тут надо использовать все инструменты, предоставленные ЕС, например, институциональные возможности сотрудничества. Надо учитывать, какая единая стратегия ЕС в этом регионе и как мы на нее сможем повлиять. Надо создавать внутренние альянсы.
Второй вопрос более финансовый – а именно, об открытии посольств, и здесь нет положительных решений. В нашей повестке дня есть вопрос о посольствах в Египте, Индии. Мне, как министру иностранных дел, тяжело защищать эти интересы, так как за моей спиной стоят 500 дипломатов, а не тысячи учителей или врачей, которым нужны миллионы. Однако надо понимать, что у нас есть шанс что-то изменить на благо страны, используя малую финансовую базу. Чтобы открылось и начало функционировать посольство, нужно 300 000 латов. Другим сферам мы предоставляем 20-40 миллионов, однако в них результат не будет быстро достигнут. Вкладывая в посольства, мы можем добиться скорого эффекта, помогая предпринимателям наладить контакты, таким образом предоставив лишний миллионам отраслям, в которых здесь работают тысячи.
Вы упомянули о том, что Латвии нужно создавать внутренние альянсы в ЕС. Однако возможно ли это в нынешних условиях, к тому же политика ЕС в отношении бывших республик СССР в последнее время не столь активна?
Поэтому нам была нужна конституция ЕС. Проблема в том, что у ЕС нет единой внешней политики, некому позвонить, как говорится. Многое решается в двустороннем порядке между столицами. Поэтому этот вопрос скорее не об альянсах, а о возможности прийти к единой стратегии ЕС, и по этому вопросу у меня много критики в сторону ЕС.
Вы действительно считаете, что ЕС сможет сформулировать единую внешнеполитическую стратегию?
Мы придем к этому. Хотя она нам нужна как можно скорее, есть страны, которым она так скоро не нужна. Все же в интересах всех стран построить влиятельный ЕС, а без этой стратегии мы влиятельней не станем.
Как Латвия будет формулировать свое отношение к вступлению Турции в ЕС? Насколько важен для Латвии этот вопрос, и является ли наша позиция однозначным “да” , или во имя других интересов Латвия может сменить свою позицию, как карту на рынке политических отношений?
Наша позиция сформулирована четко – мы поддерживаем вступление Турции в ЕС. Турция наш союзник, и я не думаю, что мы можем как-то торговаться с союзниками. Есть многие страны в ЕС, которые будут считать, что Турцию, если она выполняет все критерии, надо не взять в ЕС, а предложить ей только статус ассоциированного члена. Если это так, то тогда все расширение ЕС находится под вопросом, и это вряд ли в интересах Латвии. Все реформы Турции были связаны с морковкой, которую ЕС ей давал, а если ЕС надо теперь заявить, что Турция никогда не станет его членом, то реакция со стороны Турции будет отчуждение от ЕС, и это не в интересах ни ЕС, ни Латвии. Вместе с тем нет большой возможности для маневра. Надо поддерживать близкие отношения с Турцией – если их не будет, международная роль ЕС упадет, уменьшится безопасность вблизи границ ЕС и это окажет негативное влияние также на отношения с Украиной, Молдовой. Турция станет лакмусовой бумажкой для политики ЕС в этих странах.
Говоря, что Турция отдалится, Вы скорее всего подразумеваете радикализацию Турции. Такие же проблемы существуют во многих странах ЕС и доказательство этому – теракты в Лондоне, а до этого в Мадриде. Есть ли, по-Вашему, у ЕС какое-нибудь эффективное лекарство от радикализации, которая в границах самого ЕС угрожает одной из основных ценностей ЕС – миру?
Краткий ответ – нет, такого лекарства нет. Это новый вызов человечеству, европейскому обществу; я надеюсь, что мы найдем вакцину от терроризма и подобных проявлений, и именно поэтому нужна конституция ЕС. На данный момент лекарства нет, и Европа стоит перед лицом серьезной проблемы. Политологическое решение – переосмыслить интересы некоторых государств и найти наднациональное решение. У США есть Федеральное бюро расследований, надо думать о чем-либо подобном и в Европе. В конституционный договор заложена и такая идея. Новая финансовая перспектива в краткосрочном плане, а конституция в долгосрочном, показывает, что такое решение откладывается и это только к худшему. К сожалению, все запаздывает, а ЕС находится в кризисной ситуации.
Как долго ЕС может позволить себе находиться в кризисной ситуации?
Никто не хочет кризиса. Разные организмы в кризисной ситуации могут долгое время существовать, однако актуален вопрос, упадок ли это, или все-таки возможно решение. Оглядываясь назад в историю, ЕС вплоть до этого момента удавалось находить решение тяжелых проблем и я надеюсь, что это случится и на этот раз. Но это не произойдет само собой.