"Или ишак сдохнет, или хан помрёт" - приблизительно такими доводами последние годы руководствовались защитники сначала "государственного", а потом "ограниченного суверенитета" Татарстана, отбивая в судах нападки прокуратуры на статусную часть Конституции республики. И, кажется, дождались. Нет, хан у нас здоров и молод. Зато ишак (читай, табу на использование термина "суверенитет" в конституциях национальных республик) - сдох.
И дело тут не в последнем решении Верховного суда РТ, который в очередной раз нашел предлог для отказа рассматривать протест зам. генерального прокурора России Александра Звягинцева. Просто 23 марта 2003 года положение об ограниченном суверенитете республик будет признано российскими властями. Только так можно объяснить появление в тексте проекта Конституции другого российского региона фрагмента, дословно повторяющего первую статью Конституции Татарстана. Речь идет о Чечне, о ее суверенитете, который "выражается в обладании всей полнотой власти (законодательной, исполнительной и судебной) вне пределов ведения Российской Федерации... и является неотъемлемым качественным состоянием Чеченской Республики".
В ближайшее воскресенье при наверняка не менее 70-процентной явке и не менее 70 процентами голосов - жители, военнослужащие, дислоцированные в мятежной республике, и беженцы из нее - одобрят Конституцию Чечни. Проценты - это авторский прогноз: меньшие цифры не дали бы ощущения всенародной поддержки. А федеральным властям после трех лет войны подобные ощущения крайне нужны...
Глава администрации Чечни Ахмат Кадыров не раз заявлял, что полномочий у его республики должно быть больше, нежели у других российских регионов. И в качестве образца для подражания называл Татарстан. Образец, что называется, от лукавого. Начиная с 2001 года никаких особых привилегий за Татарстаном уже не числилось. Но, видимо, суверенный свет потухшей звезды все еще слепит окружающих...
На каком-то этапе сложилась просто казусная ситуация. Российская прокуратура в лице Александра Звягинцева пыталась вычеркнуть "татарский суверенитет" из Конституции Татарстана, в то время как Ахмат Кадыров старательно переписывал его в свою. Разумеется, с позволения, если не при прямом участии, российских властей. Но Звягинцева "ушли" на повышение. А активность прокуратуры в деле доприведения татарстанского Основного Закона в соответствие с федеральным - резко упала. После 23 марта она вообще может потерять смысл, поскольку иначе автоматически встанет вопрос о пересмотре и новой чеченской Конституции. Признаться, трудно представить, чтобы какой-нибудь замгенерального прокурора по Южному ФО спустя неделю после "всенародного" принятия Конституции рискнул бы направить протест на нее в Верховный суд Чечни.
В феврале в своем ежегодном послании президент Шаймиев назвал главной политической задачей республики в 2003 году подготовку и подписание нового Договора о разграничении полномочий с Российской Федерацией. Речь уже не идет о межгосударственном Договоре образца 1994-го, политический вес которого был таков, что де-факто он шесть лет верховенствовал и над Конституцией России, и над Конституцией Татарстана. Политическое значение нового договора будет ничтожно. По сути, это выпрашивание у Москвы мелких милостей, как-то: разрешение на символический суверенитет, на формальное гражданство, на двуязычие президента... Казань предлагает узаконить те немногие положения своей Конституции, которые не нравятся российской Прокуратуре...
Пока российские власти откровенно игнорируют татарстанские инициативы. Каких-либо изменений в их позиции не наблюдается. И не предвидится...
Другое дело Чечня. Эта республика никогда не просила Москву подписать с ней договор о разграничении полномочий. При Дудаеве, а после при Масхадове политическая цель была принципиально иной - добиться независимости. Нынешний, признанный федеральным центром лидер Чечни (хоть и кивает на Татарстан, как на образец) относительно договорных отношений с Москвой помалкивает. Видимо, памятуя, как нервно относятся к ним в Первопрестольной. В проекте Конституции Чечни (в отличие от действующей Конституции Татарстана) возможность заключения договора с федеральным центром даже не предусмотрена.
Тем неожиданнее стали заявления ключевых российских политиков накануне референдума в Чечне о будущем политическом статусе республики. Побывавший на прошлой неделе в Грозном руководитель администрации президента России Александр Волошин пообещал, что после референдума начнется работа над договором о разграничении полномочий между Чечней и федеральным центром. "Я не являюсь сторонником заключения таких договоров, - пояснил Волошин на встрече с местными чиновниками, - однако Чеченская республика - это как раз тот случай, когда такой договор нужен".
Иначе говоря, в 2003 году Волошин предложил Чечне то же, что предложил в 1990-м Ельцин Татарстану: взять суверенитета столько, сколько она сможет проглотить. В обмен на мир и лояльность. Тринадцать лет назад, по большому счету, Ельцин в Казани просил того же...
И даже не важно, насколько искренен был "серый кардинал" российской власти. Действительно ли по окончании войны, по задумке федеральных властей, Чечня получит особые полномочия или слова Волошина - лишь широкий жест накануне референдума? Не важно. Факт остается фактом, хотя бы на словах, но впервые после прихода Владимира Путина к власти подвергся ревизии главный принцип его федеральной политики - принцип равенства всех субъектов Федерации. Асимметричность федерации, о которой в свое время так часто говорили лидеры Татарстана, признана руководством России возможной и даже где-то неизбежной.
Впрочем, было бы глупо думать, что принцип асимметричности будет распространен и на Татарстан. Суверенитет, даже ограниченный, на основе прецедентного права не раздается. Суверенитет нельзя купить или заслужить. Его можно только взять. Силой мнения, как это было в Татарстане в начале 90-х. Или силой оружия (по сути, тоже силой мнения, только в крайних формах), как это происходит сейчас в Чечне.
Категорическое неприятие особого политического статуса Татарстана и готовность российских властей предоставить такой статус Чечне - лучшее подтверждение тезиса, высказанного одним из современных идеологов русского консерватизма Михаилом Ремизовым: суверенитет бывает только вооруженным. И никаким иным. Конечно, Ремизов мыслит категориями места своей страны в современном мире. Но тезис - универсален.
"Вооруженный" - в данном случае категория философская. Смысл ее: обладать суверенитетом - означает обладать силой и решимостью отстаивать суверенитет.
Надо понимать, что суверенитет, в том числе и ограниченный, в момент своего провозглашения - акт, всегда противоречащий действующему на тот момент праву. А его признание - это всегда компромисс между центром и этим регионом. Он возможен, если субъект демонстрирует "вооруженность" достаточную, чтобы центральная власть признала издержки при силовом "разоружении" такого региона неприемлемыми для себя. С другой стороны, центральная власть должна обладать силой и решимостью достаточной, чтобы амбициозный регион умерил свои амбиции... После этого стороны садятся за стол переговоров и готовят договор о разграничении полномочий. То есть приводят правовое поле в соответствие с новой реальностью.
Татарстан в этом плане - пример классический. Моральная поддержка граждан республики в начале 90-х позволила его лидерам провозгласить суверенитет республики. И это была скорее нравственная, чем физическая сила, пойти против которой федеральный центр не решился. Большой Договор 1994 года конвертировал новую реальность, хотя и в сомнительное, но право.
За последующие годы лидеры Татарстана умудрились полностью растранжирить эту моральную поддержку. Упразднение суверенитета Татарстана - закономерный итог политики его руководства.